Дмитрий Шимкив большую часть сознательной жизни занимался IT – создавал собственный бизнес, руководил датской компанией ALTA Eastern Europe, позже – украинским офисом компании Microsoft. Его неоднократно признавали одним из лучшим топ-менеджеров страны, а «Майкрософт Украину» - лучшим подразделением компании в мире. Но почти год назад, Шимкив бросил успешную карьеру в бизнесе и, одним из первых бизнесменов, ушел в политику. На волне роста патриотизма подобные решения принимали многие топы, но не все смогли задержаться на госслужбе. Шимкив – остался. Его часто обвиняют в бездействии или недостаточной скорости работы. IGate расспросил заместителя главы Администрации Президента о том, что удалось сделать за восемь месяцев, как саботируют его решения и зачем украинцам компромисс.
Как часто вы чувствуете себя пешкой в чужой игре?
Сильный вопрос. Поскольку мои дети сейчас увлекаются шахматами, я в очередной раз вспомнил, что даже пешка играет. Во-первых, я не считаю себя пешкой. Хотя мы понимаем, что есть игры геополитические, а есть – внутри страны. Я командный игрок и всегда буду в команде. Для меня это критично. Во-вторых, я никогда не буду тем человеком, которым манипулируют. Либо играю, либо нет. В-третьих, есть Украина, и для меня ее судьба важна. Это не патетика.
Конечно, бизнес проще, понятней и результативней. Политика – сложнее и запутаннее. Иногда вы можете быть пешкой, иногда – ферзем, а иногда и королем, который ходит на одну клетку. В политике вы сами определяете ту роль, которую хотите играть. Но если вы не в партии, не в команде, то вы вылетаете. Не может быть диссонанса.
Когда вы впервые оказались в здании администрации Президента?
Это была встреча между Орландо Айала, вице-президентом Microsoft, который отвечает за развивающиеся рынки, и Сергеем Левочкиным, несколько лет назад. Мы обсуждали использование электронного документооборота и решили, что начинаем его внедрять. Встреча была нетипичной, как я потом понял. Левочкин свободно говорил на английском, активно поддерживал идею новшеств и реформ. Но уже чуть позже я бывал в Администрации Президента на «партсобраниях», где все зачитывали по бумажке, и разговор был ни о чем.
Если говорить о самом здании Администрации, то у него интересная история. Вы можете удивиться невероятной толщине стен здания. Это связано с тем, что во времена его строительства не разрешалось строить административные здания, и чтобы «обойти» этот запрет, на фундаменте существующей постройки 70-х годов XIX века достроили новые стены и оформили проект как реконструкцию.
Чувствуете себя защищенным?
Да у меня сигнал Wi-Fi иногда гасится (смеется – ред.). Вы спрашиваете о защищенности. Я недавно был в Швеции. Там никакого контроля – все проходят на встречу с телефонами, компьютерами. В современном мире обсуждаются новые киберугрозы и скорость реагирования на них, а не создаются устройства для защиты. Данные сегодня утекают через людей, независимо от того, в политическом или бизнесовом мире.
Вы уже ловили кого-то на сливе данных?
Да. Моя задача была выявить с помощью современных технологий передачу информации третьим лицам. Я это сделал. Сразу скажу, что это не была конфиденциальная информация, но сам факт! Мы используем современные почтовые системы, системы общения – они позволяют быстро и просто отслеживать подобные сливы информации. Я жесткий противник использования личной почты, на работе должна быть только корпоративная. На ней все мои действия логируются и арихивируются. В любой момент можно посмотреть, кто и что делал. Самому сотруднику будет лучше, если он сможет доказать свою правоту. Ведь в любом случае, даже в личный почтовый ящик можно получить доступ. К тому же, наличие личной почты у сотрудника госорганов, особенно, если она используются в рабочей переписке, может говорить о коррупционных схемах. Использование защищенных корпоративных почтовых систем – это здоровая практика.
Какие еще здоровые практики вы внедряете?
Первое – это политики безопасности. Второе – передачи данных, общения с людьми. Я пришел из компании, в которой было принято сотрудничать. Здесь ситуация немного другая. Люди могут скрывать данные, даже не потому, что есть злой умысел, а просто из-за отсутствия механизмов передачи и взаимодействия. Молодежь, которая приходит на госслужбу, будет выглядеть революционерами – они будут требовать использовать привычные инструменты типа Skype, вместо выстраивания сложных систем. Третье – это внедрение сервисов для оптимизации работы администрации. Я никогда не был сторонником написания сложных технических заданий. Если вы примерно понимаете, куда двигаться, нужно сразу внедрять сервисы, как тот же электронный документоооборот. И люди начнут ими пользоваться. Главная задача – собрать как можно больше людей, которым нравятся новинки.
Не нужно боятся экспериментировать. Все нормы, которые у нас есть, уже давно безнадежно устарели. Причем люди, которые отстаивают их, говорят «ну и что, что устарели, зато по закону». Мы внедряем системы, а параллельно наши ребята пишут документацию по образцу середины прошлого века. Тогда и понятия «системный администратор» не было. Но писать приходится, поскольку есть те, кто без законных оснований ничего делать не будут.
Почему вы их до сих пор не уволили?
И в бизнесе, и в государстве должны работать законы. Да, у нас ужасный КЗОТ, есть профсоюзы, которые делают что хотят. Но пока эти законы действуют, мы должны работать в правовом поле.
Почему не изменить законы?
Это очень непростое дело. Мало того, что написать закон – это непросто. Я вот попытался принять закон «Про електронні звернення громадян», так тут такое устроили! Появился альтернативный законопроект, в котором они поменяли всего две цифры. Это яркий пример того, как мы попытались быстро что-то изменить. Чтобы кого-то уволить, мне нужно уведомить людей за два месяца и соблюсти все процедуры. Конечно, есть саботажники, с которыми мы ведем борьбу. Мы ищем законные решения, как их уволить. А они – креативные способы подачи на нас в суд.
При большом желании можно любого человека уволить по закону, разве нет?
При условии, что за ним не стоят политические круги, которые финансируют юридическую практику и выделяют деньги на адвокатов. Когда напротив меня сидит человек с дорогими часами и зарплатой госслужащего, у меня возникает много вопросов.
Сколько стоят ваши часы?
Около $10 тыс. Я купил их в Сингапуре несколько лет назад, не буду скрывать (смеется – ред.).
Правда, что перед тем, как принять новый документ, вы сначала его пишете и издаете, а потом приходят ваши юристы и говорят, сколько законов вы нарушили? И это помогает вам понять, какие законы нужно изменить.
Не совсем так. Когда мне что-то саботируют, я прошу людей написать почему. Они приносят перечень, и я сразу знаю, что нужно отменить, чтобы нормально работать. Но в половине этих документов – мифы.
Какие?
Когда люди пишут, почему что-то нельзя делать, они документируют собственные заблуждения. К примеру, ссылаются на Закон об органах центральной исполнительной власти. А Администрация Президента – это не орган исполнительной власти. Или говорят, что я нарушаю какую-то процедуру. А она не утверждена. Получается, что мы нарушаем общепринятую практику. Ну, извините.
В первые месяцы, когда я пытался действовать так, как принято в бизнесе, меня несколько раз осаживали и я понял, что в политике нужно иначе защищаться. Теперь я понимаю большинство процедурных процессов в госорганах и знаю, как те, кто хочет меня остановить, могут это сделать. Но точно также я знаю, как их обойти.
В Украине очень много регламентов. Все они прописаны для общества, которое живет в индустриальную советскую эпоху – все сроки принятия решений и все процессы очень длительные и бумажные. Даже стиль написания документов устаревший. Я привык все читать детально. А теперь знаю, что первые три абзаца пропускаем, потому что там ничего нужного нет. За 20 лет процессы строились так хитро, что их нельзя изменить одним махом. Хитрая и подлая бюрократия прекрасно понимает, как защитить себя. Поэтому наша работа иногда напоминает детектив – нужно распутать все линии взаимодействий и сделать это правильно, чтобы впоследствии не было претензий. А иногда мне это напоминает бег вверх по эскалатору, который движется вниз.
Как вы с этим смирились?
Я не смирился. И никогда не смирюсь. Я видел похожие вещи в корпорациях. Не нужно идеализировать большие компании, там тоже есть бюрократия. Основное отличие корпорации от госслужбы – все люди в компании думают об успехе. Даже если внутри сотрудники заняты перетягиванием одеяла на себя и интригами, если спросить их, куда движется компания, ответ будет одинаковым. Ведь все заинтересованы в продвижении корпорации. В государственной структуре, кроме внутриполитических аспектов, есть еще и внешние. И не всегда их векторы одинаковые. Появляется еще один фактор вариативности.
Моя работа сейчас – это сумасшедший управленческий опыт, поскольку здесь намного выше степень энтропии, и нужно искать компромиссы, договариваться и убеждать. Меня часто приглашают на сложные дискуссии, где нужно найти точки соприкосновения. Моя задача заключается в том, чтобы привести людей к результату, который будет равноудален от интересов противоборствующих сторон – найти компромисс. В Европе это нормальная практика. У нас чаще на переговорах хотят что-то продавить. Нам придется развить навык поиска выигрыша для обеих сторон. Потому, что он означает другой подход – не распил денег, а обсуждение того, как увеличить их объем.
Чем вы гордитесь?
Я работаю на госслужбе уже восемь месяцев. За это время мне удалось поспособствовать запуску 3G – это отличный опыт достижения результата, несмотря на «ветер в лицо». Горжусь тем, как мне удалось поучаствовать в принятии закона про антикоррупционное бюро и закона о закупке лекарств через международные организации, при том, что я не фармацевт и не юрист. Когда я сел за стол переговоров, у меня была мысль «они никогда не договорятся» (смеется – ред.). А через 9 часов все вместе написали закон и перестали бросаться грязью. Я горжусь «Национальной радой реформ». Она работает, но пока не так быстро, как хотелось бы Также на моем счету запуск электронного документооборота в АП. Есть несколько законопроектов, которые ждут принятия – законы об обращениях граждан, инициатива «Цифровая Украина» и т.д. Безусловно, я горжусь «Стратегией 2020». Мы хотели в сжатой форме сформировать видение страны, которое определяет, сколько нужно сделать, и где мы должны оказаться в 2020-м году. Мы брали все показатели так, чтобы они были взаимосвязаны и включили вопросы культуры и гордости за страну.
Что, если ничего из ваших инициатив не получится?
Такого не может быть. Мое жизненное кредо: бороться и искать, найти и не сдаваться. Я не вижу причин, почему не получится. Мне могут ставить препятствия, но я найду способ их обойти, сделать подкоп, сломать. Или просто не буду бороться, а сделаю что-то другое. Нет причин, почему мы не можем быть успешной страной. Даже при всей агрессии России. Дольше, сложнее, но все равно получится. Все нужные компоненты есть.
Вы говорили, что у вас есть ощущение, что вы каждый день бьетесь в резиновую стену. Оно исчезло?
Нет, но я поговорил с зарубежными коллегами и понял, что это нормально. В политике сложнее найти консенсус. Я очень благодарен тем иностранным консультантам, которые сейчас нам помогают. Самую большую ценность я получил от тех, кто раньше был министрами, премьерами, политиками с практическим опытом. Иван Миклош был первым человеком, который объяснил роль политики в том, что мы делаем. В свое время я говорил, что я менеджер. Теперь я – менеджер и политик. Нам всем придется учится политике и понимать, как она работает.
Что изменилось в вашей жизни с переходом на госслужбу?
У меня почти не осталось хобби, только те, которыми увлекаются и мои дети – я стараюсь выходные проводить с семьей, поскольку другого времени нет. Нас увлекает робототехника и технологии будущего. Но когда я рассказываю детям о технологических прорывах и инновациях, а потом прихожу на работу и борюсь с бумажными документами… Это некий разрыв (смеется – ред.). При этом я понимаю, что мы говорим о печати человеческих органов на 3D-принтерах, а на работе обсуждаем, кто должен лекарства покупать. Это две параллельные вселенные. По мне сильно бьет осознание, что вместо того, чтобы мир занимался глобальными изменениями к лучшему и внедрял новые технологии, Россия втягивает страны в конфликты, как ребенок, который в детстве не наигрался в «войнушки».
Мне не хватает более быстрых результатов. Я стараюсь осуществить хотя бы что-то внутри администрации.
Вы не задумывались о том, чтобы сделать какой-то мелкий проект, который принесет результат быстро?
Я постоянно креативлю. И, конечно, думаю о том, что будет после работы в АП. Меня очень интересует тема инноваций, особенно среди детей. Мне нравится наблюдать за тем, как они программируют, собирают роботов и развиваются. Возможно, когда-то буду заниматься этой сферой. Я много лет мечтаю о том, чтобы сделать университет, который будет учить принципиально по-другому. Но пока мы не запустим все то, что запланировали и не увидим результаты реформ, я точно не уйду.
Как вы защищаетесь от негатива?
Хороший вопрос (смеется – ред.). Иногда я просто не читаю новости. Я отписался от троллей в соцсетях и блокирую их. Выработал для себя определенную культуру общения в Facebook. Да, я иногда остро реагирую на негатив в публикациях, но продолжаю сам писать и отвечать. Бывает, что просто прихожу в кабинет и возмущаюсь. К сожалению, часто бывают ситуации, которые складываются не так, как хотелось бы. И не всего можно достичь. Но нужно быть оптимистом Недавно я читал пост Макса Нефедова (недавно назначенный заместитель Министра экономического развития и торговли Украины – ред.) о его первом приеме граждан. И я сразу вспомнил свой первый раз. После приема граждан я шел обратно в Администрацию, выкурил полпачки сигарет, и у меня текли слезы. Я хорошо знаю чувство бессилия и неспособности помочь людям. Но каждый чиновник должен время от времени спускаться от разработки стратегий к реальной жизни. Это хорошо отрезвляет.
