Бывший генеральный директор телекоммуникационной компании «Датагруп» Александр Данченко сделал успешную карьеру в бизнесе. За 14 лет работы он построил компанию с нуля и привлек финансового инвестора. Но в один момент бросил свое детище и ушел в политику. Сейчас он возглавляет комитет Верховной рады по информатизации и связи. Есть ли устрицы в депутатской столовой, что самое сложное в работе политика и почему столько людей, сидя в кустах, бросаются грязью в новых строителей страны, Данченко рассказал в интервью IGate.
Что побудило вас идти в политику?
В июле прошлого года у меня возникло внутреннее сопротивление и несогласие с властью, которая была после Майдана. Вроде пришли новые люди, но ожидаемых изменений не произошло. И я понял, что нужно что-то делать – либо идти с винтовкой на фронт, либо заниматься изменениями на законодательном уровне. И решил, что в политике смогу сделать больше. Чтобы потом не рассказывать, что кто-то плохой и ничего не делает, а менять страну собственными силами.
Каких изменений ожидали?
Да того же внедрения 3G, новых технологий, связи четвертого поколения. Или проактивной информационной стратегии, ведь Крым мы потеряли не из-за танков, а в информационной войне. До последнего верил, что государство все-таки озаботится проблемами спецсвязи, которая в стране просто уничтожена.
Я разочаровался обещаниями, которые давали новые лица в политикуме. Снова появилось огромное количество теоретиков, которые много говорят, но ничего не делают. И я решил, что пришло время действовать.
Вы обсуждали с кем-то свое решение?
Меня отец с детства научил принимать решения самостоятельно. Иногда было страшно, иногда очень тяжело, но я научился оценивать риски и отвечать за последствия. И теперь близкие даже обижаются, когда я ставлю их перед фактом.
Принимая решение идти в политику, я ни с кем не советовался. В бизнесе зачастую приходится принимать коллегиальные решения, но в кризисных ситуациях я всегда действовал на свой страх и риск. В этом отличие кризис-менеджера, каким я себя считаю, от других управленцев.
Предвыборная гонка
Как становятся политиками?
Я не знаю (улыбается – ред.). Когда окончательно определился, что хочу принять участие в предвыборной гонке, у меня не было других вариантов, кроме как присоединиться к «Самопомощи», она близка мне по идеологии, а с принципом «Возьми и сделай» я иду по жизни. Я договорился о встрече с главой тогда еще общественной организации Андреем Садовым, высказал ему свои мысли и пожелания. Дальше были встречи с его командой, которая проводила собеседования с потенциальными кандидатами.
В итоге «Самопомощь» стала единственным участником избирательной кампании, которая предложила для общественного обсуждения свой список прежде, чем его регистрировать в ЦВК. Мы попросили общественную организацию «Честно» провести аудит по каждому человеку в списке. Это была принципиальная позиция.
В итоге из списка убрали одного человека. Как оказалось, зря. На него просто вылили много грязи. А после внутреннего расследования оказалось, что информация не подтвердилась.
Каким был ваш рейтинг в списке?
Мы не ранжировали кандидатов, так что, не знаю.
Что было дальше?
Мы с горящими глазами объехали всю страну за 40 дней – жили в машине, возили с собой чистую одежду, ели хот-доги на заправках. Времени не было даже на общение с близкими. В некоторых городах были по нескольку раз. Это было массовое общение с избирателями. Члены местных ячеек «Самопомощи» помогали организовывать с ними встречи. Я использовал свои бизнес-знакомства, чтобы собрать людей. Так делали и остальные участники предвыборной гонки. У нас просто не было денег на то, чтобы платить за массированные рекламные кампании, собирать людей на площадях за деньги, поэтому все делали самостоятельно – честно и открыто.
Вы платили какой-то партийный взнос?
Я был одним из спонсоров избирательной кампании.
После этого остались сбережения?
Да (смеется – ред.). Кстати, на момент выборов большинство людей в списке были беспартийными. Раньше я не знал, что это юридически возможно. Но «Самопомощь» действовала именно так. Я вообще считаю, что эта политическая сила – единственная идеологическая партия в Украине, остальные – созданы под конкретные бизнес-проекты. «Самопомощь» потратила на избирательную кампанию копейки, по сравнению с остальными – около 30 млн грн. Это просто показывает, сколько может стоить кресло в парламенте. Все, что выше этой суммы – элементарная покупка голосов.
Вы нервничали, когда ожидали результатов выборов?
Было ощущение, как на экзамене или на финале футбольного матча. Нервничать сил не осталось. Было понимание, что все мы сделали все, что могли и результат действительно зависит от того на сколько нам поверили.
Первые дни в политике
Как создавался комитет по информатизации и связи?
Рождался в муках – приходилось всем доказывать его необходимость. Все – и однопартийцы, и соратники по коалиции – говорили, что был комитет по транспорту и связи и он все равно не работал. В итоге мне удалось всех убедить в его необходимости. А потом меня убедили его возглавить – я собирался быть членом другого комитета.
Дальше произошло то, чего я на самом деле боялся: на меня полились потоки грязи. Сразу начали обвинять в лоббировании своих бизнес-интересов. То, что профильный законодательный комитет возглавил человек с опытом работы в отрасли и со знаниями – мало кого интересовало.
В сегодняшней ситуации критиковать самое простое что можно делать. У нас в стране это считается хорошим тоном. Причем в лицо тебе говорят, что ты все делаешь отлично, а за порогом кабинета – что все бред и диверсия. Это сильно демотивирует.
Такая жизненная философия для меня остается загадкой: сидеть в кустах и оттуда кидаться грязью так просто по сравнению с тем, чтобы взять и сделать. Я общался с европейскими парламентариями, которые оценивают состояние украинского общества. Их поразил уровень безответственности наших общественных организаций, которые не только не помогают развивать страну, но зачастую мешают тем, кто это делает. Еврочиновники взяли два аспекта: публичные выступления и результаты деятельности. Так вот, публичные выступления на 97% состоят из критики.
Наступает момент, когда ты видишь это все и понимаешь, что нельзя раскрываться, общаться, пытаться что-то изменить. Тебя все равно очернят. У нас же даже ответственности за клевету нет, в отличие от европейских государств. Мы же демократическая страна. Чтобы ты ни сделал, тебе всегда будут говорить, что ты идиот и лоббист.
Что вас поразило, когда приступили к работе?
В первый день чувствовал себя как Маугли в джунглях – ничего не понятно. Многим депутатам-новичкам хотелось увидеть пресловутую депутатскую столовую. Увидел и понял, что это очередной миф.
Нет устриц и красной икры?
Какие устрицы? Стандартная советская столовая с обычным набором блюд, причем стоимость обычного обеда выше, чем в ресторане стоит бизнес-ланч. Очереди за едой.
В первые дни работы меня поразило огромное количество бумаг, отсутствие привычных бизнес-процессов. Я же привык к тому, что весь бизнес может уместиться на экране смартфона или планшета.
Как вас отпустил из «Датагруп» Александр Кардаков?
Поскольку «Датагруп» – публичная компания, я отвечал перед советом директоров. Я не склонен уничтожать потенциальных конкурентов, поэтому у меня было минимум три кандидата, которые могли занять мое место. Мы вели сложные переговоры с акционерами, но они отнеслись к моему уходу с пониманием. Тем более, что человек, который меня отпускал, через три месяца оказался в аналогичной ситуации. Наталия Яресько, которая управляла фондом Horizon Capital и входила в совет директоров «Датагруп», стала министром финансов.
Естественно, если бы не было адекватной замены, никто бы меня не отпустил. А с Кардаковым я начал проговаривать свой возможный уход еще два года назад. Я проработал в «Датагруп» 14 лет – с момента основания и до ноября прошлого года. Единственное, чего я сделать не успел, чтобы завершить цикл успешного менеджера, это привлечь стратегического инвестора.
Проблемы и перспективы
Какие планы у Вас сейчас?
Сделать все зависящее от меня для прекращения войны. Ни о чем другом сейчас речи быть не может.
Что успели сделать?
Создать профильный комитет – это означает, что отрасль, которая ранее не могла защищать свои интересы, получила возможность их отстаивать. И обычные компании будут услышаны.
К вам приходят представители бизнеса?
Это отдельный вопрос. Я хотел сделать работу комитета прозрачной и публичной, поэтому первые три месяца мы занимались налаживанием процессов. Теперь первоочередная задача – наладить диалог с рынком, чтобы понять его реальные нужды. Общение с профильными ассоциациями, общественными организациями и компаниями у меня было достаточно жестким. Поскольку я человек результата, мне важно было совершать конкретные действия, а не заниматься популизмом и пиаром. Поэтому я попросил участников рынка прислать мне предложения по изменениям в действующем законодательстве. Но только такие, в которых будет прописан их результат – отрасль вырастет на столько-то, экономика – на столько-то и т.д. Знаете, сколько я получил предложений? Семь от общественных организаций, два от операторов и одно от органа исполнительной власти. Это еще раз доказывает, что метать грязь легко, а делать реальные вещи желающих мало.
Есть повод для гордости?
В парламенте проголосовали за создание Консультационного совета по развитию информационного общества, который займется анализом принятых законов и оценкой их влияния на отрасль, поиском и имплементацией лучших практик, увязыванием научных разработок и их практическим применением, и выработкой единой стратегии.
Какие ваши личные показатели эффективности?
Я пока в творческом поиске – что есть результат для меня, для комитета, для партии. Некоторые KPI, которые я себе поставил, уже выполнил. Например, создание комитета и налаживание его работы. Есть количественные факторы оценки, с которыми я не всегда согласен. Например, эффективность работы депутата оценивают по количеству написанных им законов. Но, позвольте, количество – это далеко не всегда качество. Депутат – это представитель своего электората и если электорату не нужно количество?
Я считаю важным дать понять отрасли, что её в Верховной Раде слышат и слушают, это то чего не было за все годы независимости. За первые два месяца работы Комитета к нам на встречи пришло около 150 человек – представителей общественных организаций, операторов, органов исполнительной власти, софтверов и т.д. Все они заходили с непониманием в глазах, потому что никогда не спрашивали их мнения.
Какой должна стать IT-отрасль в перспективе?
Основополагающей для остальных отраслей. Страна должна перейти к экономике знаний, а не оставаться сырьевой базой. Без информационных технологий это невозможно. Я хочу создать такое информационное общество, на базе которого можно будет развивать бизнесы, коммуникации и людей. И это не мифическая задача. Единая телекоммуникационная сеть включает в себя 4G и оптику в каждый дом – на нее можно нанизывать бизнес-приложения, решения для армии, медицины и государства.
Как изменился ваш уровень доходов?
Упал в десятки раз (улыбается – ред.).
Играть в футбол успеваете?
Последние три месяца нет. Я работаю по 18-20 часов в сутки.
Как мотивируете себя?
Пока срабатывает желание изменить страну. Но я изначально сделал ошибку, пытаясь доказать общественности, что я могу, хочу и сделаю. И столкнулся с реакцией, о которой рассказывал. Хочу сходить на пары в Институт журналистики и посмотреть, чему их вообще там учат. Потому, что у нас 95% представителей прессы только и рассказывают, как все ужасно и вгоняют народ в депрессию. А права на ошибку просто не существует. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Это аксиома.
